В один из зимних вечеров 1786 года на окраине Вены
в маленьком деревянном доме умирал слепой старик -
бывший повар графини Тун. Собственно говоря, это
был даже не дом, а ветхая сторожка, стоявшая
в глубине сада.
Сад был завален гнилыми ветками, сбитыми ветром.
При каждом шаге ветки хрустели, итогда начинал
тихо ворчать в своей будке цепной пес.
Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже
не мог лаять.
Несколько лет назад повар ослеп от жара печей.
Управляющий графини поселил его с тех пор
в сторожке и выдавал ему время от времени несколько
флоринов.
Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка
лет восемнадцати. Все убранство сторожки составляли
кровать, хромые скамейки, грубый стол, фаянсовая
посуда, покрытая трещинами, и, наконец, клавесин -
единственное богатство Марии.
Клавесин был такой старый, что струны его пели долго
и тихо в ответ на все возникавшие вокруг звуки.
Повар, смеясь, называл клавесин «сторожем своего
дома». Никто не мог войти в дом без того, чтобы
клавесин не встретил его дрожащим, старческим гулом.
Когда Мария умыла умирающего и надела на него
холодную чистую рубаху, старик сказал:
- Я всегда не любил священников и монахов.
Я не могу позвать исповедника, между тем мне нужно
перед смертью очистить свою совесть.
- Что же делать? - испуганно спросила Мария.
- Выйди на улицу, - сказал старик, - и попроси
первого встречного зайти в наш дом, чтобы исповедать
умирающего. Тебе никто не откажет.
- Наша улица такая пустынная... - прошептала Мария,
накинула платок и вышла.
Она пробежала через сад, с трудом открыла
заржавленную калитку и остановилась. Улица была
пуста. Ветер нес по ней листья, а с тёмного неба
падали холодные капли дождя. Мария долго ждала
и прислушивалась. Наконец ей показалось, что вдоль
ограды идет и напевает человек.
Она сделала несколько шагов ему навстречу,
столкнулась с ним и вскрикнула. Человек остановился
и спросил:
- Кто здесь?
Мария схватила его за руку и дрожащим голосом
передала просьбу отца.
- Хорошо, - сказал человек спокойно.
- Хотя я не священник, но это все равно. Пойдёмте.
Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого
маленького человека. Он сбросил на скамейку
мокрый плащ. Он был одет с изяществом и простотой
- огонь свечи поблескивал на его черном камзоле,
хрустальных пуговицах и кружевном жабо.
Он был еще очень молод, этот незнакомец. Совсем
по-мальчишески он тряхнул головой, поправил
напудренный парик, быстро придвинул к кровати
табурет, сел и, наклонившись, пристально и весело
посмотрел в лицо умирающему.
- Говорите! - сказал он. - Может быть, властью,
данной мне не от Бога, а от Искусства, которому
я служу, я облегчу ваши последние минуты и сниму
тяжесть с вашей души.
- Я работал всю жизнь, пока не ослеп, - прошептал
старик и притянул незнакомца за руку поближе
к себе.
- А кто работает, у того нет времени грешить.
Когда заболела чахоткой моя жена - её звали
Мартой - и лекарь прописал ей разные дорогие
лекарства, и приказал кормить ее сливками
и винными ягодами и поить горячим красным вином,
я украл из сервиза графини Тун маленькое золотое
блюдо, разбил его на куски и продал.
И мне тяжело теперь вспоминать об этом и скрывать
от дочери: я ее научил не трогать ни пылинки
с чужого стола.
- А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это?
- спросил незнакомец.
- Клянусь, сударь, никто, - ответил старик
и заплакал.
- Если бы я знал, что золото не поможет моей
Марте, разве я мог бы украсть!
- Как вас зовут? - спросил незнакомец.
- Иоганн Мейер, сударь.
- Так вот, Иоганн Мейер, - сказал незнакомец
и положил ладонь на слепые глаза старика,
- вы невинны перед людьми. То, что вы совершили,
не есть грех и не является кражей, а, наоборот,
может быть зачтено вам как подвиг любви.
- Аминь! - прошептал старик.
- Аминь! - повторил незнакомец. - А теперь
скажите мне вашу последнюю волю.
- Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии.
- Я сделаю это. А еще чего вы хотите?
Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко
сказал:
- Я хотел бы еще раз увидеть Марту такой,
какой я встретил ее в молодости. Увидеть солнце
и этот старый сад, когда он зацветёт весной.
Но это невозможно, сударь. Не сердитесь на меня
за глупые слова. Болезнь, должно быть, совсем
сбила меня с толку.
- Хорошо, - сказал незнакомец и встал.
- Хорошо, - повторил он, подошел к клавесину
и сел перед ним на табурет.
- Хорошо! - громко сказал он в третий раз, и
внезапно быстрый звон рассыпался по сторожке,
как будто на пол бросили сотни хрустальных
шариков.
- Слушайте, - сказал незнакомец.
- Слушайте и смотрите.
Он заиграл. Мария вспоминала потом лицо
незнакомца, когда первый клавиш прозвучал под
его рукой. Необыкновенная бледность покрыла его
лоб, а в потемневших глазах качался язычок свечи.
Клавесин пел полным голосом впервые за многие
годы. Он наполнял своими звуками не только
сторожку, но и весь сад. Старый пес вылез из будки,
сидел, склонив голову набок, и, насторожившись,
тихонько помахивал хвостом. Начал идти мокрый
снег, но пес только потряхивал ушами.
- Я вижу, сударь! - сказал старик и приподнялся
на кровати.
- Я вижу день, когда я встретился с Мартой и она
от смущения разбила кувшин с молоком. Это было
зимой, в горах. Небо стояло прозрачное, как синее
стекло, и Марта смеялась.
- Смеялась, - повторил он, прислушиваясь
к журчанию струн.
Незнакомец играл, глядя в черное окно.
- А теперь, - спросил он, - вы видите что-нибудь?
Старик молчал, прислушиваясь.
- Неужели вы не видите, - быстро сказал незнакомец,
не переставая играть, - что ночь из черной сделалась
синей, а потом голубой, и теплый свет уже падает
откуда-то сверху, и на старых ветках ваших деревьев
распускаются белые цветы. По-моему, это цветы
яблони, хотя отсюда, из комнаты, они похожи на
большие тюльпаны. Вы видите: первый луч упал на
каменную ограду, нагрел ее, и от нее подымается пар.
Это, должно быть, высыхает мох, наполненный
растаявшим снегом. А небо делается все выше, все
синей, все великолепнее, и стаи птиц уже летят на
север над нашей старой Веной.
- Я вижу все это! - крикнул старик.
Тихо проскрипела педаль, и клавесин запел
торжественно, как будто пел не он, а сотни ликующих
голосов.
- Нет, сударь, - сказала Мария незнакомцу, - эти цветы
совсем не похожи на тюльпаны. Это яблони
распустились за одну только ночь.
- Да, - ответил незнакомец, - это яблони, но у них
очень крупные лепестки.
- Открой окно, Мария, - попросил старик.
Мария открыла окно. Холодный воздух ворвался
в комнату. Незнакомец играл очень тихо и медленно.
Старик упал на подушки, жадно дышал и шарил
по одеялу руками. Мария бросилась к нему.
Незнакомец перестал играть. Он сидел у клавесина
не двигаясь, как будто заколдованный собственной
музыкой.
Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошел
к кровати.
Старик сказал, задыхаясь:
- Я видел все так ясно, как много лет назад.
Но я не хотел бы умереть и не узнать... имя. Имя!
- Меня зовут Вольфганг Моцарт, - ответил незнакомец.
Мария отступила от кровати и низко, почти касаясь
коленом пола, склонилась перед великим музыкантом.
Когда она выпрямилась, старик был уже мертв.
Заря разгоралась за окнами, и в её свете стоял сад,
засыпанный цветами мокрого снега.
1940